6.2.2 Гребенчатый тритон.— Triton cristatus (рис. 6.3)

Называется гребенчатым от особого высокого гребня, расположенного на спине самца. Водится там же, где и прудовой, с которым он схож во многом и по образу жизни.

От прудового отличается главным образом ростом, который гораздо у него крупнее, а также чрезвычайно высоким, великолепным, зазубренным, как пила, гребнем, делающим его вместе с крайне пестрой его окраской одним из красивейших животных для аквариума. Окраска эта следующая: спина оливково-бурая, с черными пятнами и такой массой белых точек, что кажется как бы усеянной белой крупой или посыпанной пудрой. Живот оранжево-красный, с большими черными пятнами; глотка черноватая, с белыми крапинками; хвост окаймлен снизу оранжево-желтым, а ко времени брачной поры идет по бокам его широкая, серебристая, блестящая полоса.

В аквариуме гребенчатый тритон живет так же хорошо, как прудовой, и, как последний, не любит сидеть в воде, а старается выбраться на сушу. Впрочем, тритон этот сходит все-таки иногда сам по себе в воду, тогда как прудового приходится почти всегда спихивать туда насильно. Такую нелюбовь тритонов к воде можно отчасти объяснить себе тем, что в природе в болотах, где они живут, вода очень неглубокая— каких-нибудь вершка два, не больше, между тем как в самом маленьком аквариуме она возвышается вершков на 6, если не на целые пол-аршина, и следовательно, давлением своим сильно затрудняет им дыхание. Этим же я объясняю себе то обстоятельство, что когда однажды летом, во время переезда на дачу, я посадил тритонов в миску, наполненную лишь вершка на полтора водой, и поместил в ней для тритонов камень, то они пробыли целых два дня в воде и ни разу, по крайней мере днем, на камень этот не вылезли. Наконец, то же самое заметил я и у продавцов тритонов, у которых обыкновенно, ради экономии, аквариумы лишь немного наливаются водой. И тут, когда ни придете, тритоны всегда сидят в воде и только некоторые, как исключение, лежат на скале.

Гребенчатый тритон, как и прудовой, отлично кладет икру в аквариуме, но, как и прудовой, требует для этого непременно присутствия водяных растений, без которых икринки, будучи выметаны на дно, слипаются по нескольку вместе в виде узловатого шнурика и, сморщившись, погибают.

Время кладки яиц у гребенчатых тритонов бывает с 15 апреля и до конца мая, но главным образом зависит, конечно, на воле от состояния погоды, а в комнатах от температуры воды.

Срок развития яиц у гребенчатого продолжительнее, чем у прудового, и равняется приблизительно 20 дням.

Рускони, сделавший так много наблюдений над кладкой икры тритонами, рассказывает, что когда он посадил несколько икряных самок в сосуд без растений, то они постоянно загибали ноги под тело, как бы желая закрыть ими задний проход, и если клали яйца, то они, падая на дно, слипались и, прежде чем упасть, оставались некоторое время приклеенными к телу, так что часто некоторые самки бегали с двумя-тремя яйцами у заднего прохода. Когда же для того, чтобы сделать обстановку их жизни более подходящей к природе, он поместил в сосуд несколько растений, которые придавил камнем, то самки немедленно пользовались этим удобством, садились на камень, вытягивали морду над водой, приближались к растениям, обнюхивали их листья, ползли поперек, под растения, брали один лист между задними ногами, с минуту оставались в этом положении, а затем шли дальше и через несколько минут повторяли то же самое с другим листом. При ближайшем рассмотрении оказалось, что листья были загнуты и между обеими сторонами каждого такого завороченного листа помещено по одному яйцу, которое держалось на листе своей липкостью. То же самое было найдено и в том прудике, из которого были взяты тритоны.

Скажу, кстати, еще несколько слов о замечательной живучести тритонов. Не говоря уже о том, что их неоднократно находили совершенно замерзшими во льду и потом они, по оттаянии, совсем оживали, что их резали чуть не на куски и они все-таки продолжали жить — крайне интересен еще следующий случай, рассказанный Эрбером.

«Один обыкновенный уж,— говорит он,— сожрал у меня тритона и убежал. Месяц спустя в кухне сдвинули с места один ящик и при этом оторвали переднюю ногу тритону, вероятно изверженному ужом. Животное было совершенно сморщено. Я едва заметил в нем признаки жизни и положил его на цветочный горшок; когда же позже, поливая цветы, заметил его, то он уже настолько оправился, что попробовал ползти. Я опустил его в чистую воду и кормил дождевыми червями. Несколько дней спустя он был вполне бодр; через три недели на месте оторванной ноги выступил маленький бесформенный зачаток новой ноги, а через 4 месяца нога выросла.

С этого времени на тритона было обращено особенное внимание; он вскоре выучился, когда был голоден, подниматься по склянке, в которой я держал его, и брать пищу из рук. Склянка стояла между окнами. В одну позднюю осеннюю ночь сделалось очень холодно, так что вода, в которой находилось животное, замерзла и склянка лопнула. Тритон тоже замерз, но, так как я хотел посадить его в спирт, то поставил склянку в большой сосуд, а этот на горячую плиту, для того чтобы растопить лед, и позабыл о моем тритоне. Когда же я вспомнил о нем, то вода была уже очень горяча, однако теплота только оживила тритона, и он всеми силами старался вырваться из горячей ванны. Я пересадил его в свежую воду, после чего он прожил еще целый год».